Михайлов Николай Геннадьевич, родившийся в 1984 году, хранит в своей памяти страшный рассказ, услышанный много лет назад от друга своего деда — человека по имени Сергей, который, как он вспоминает, «всегда говорил со взглядом, полным боли». История эта касалась событий времён Великой Отечественной войны — и особенно, как он подчеркивает, «очень жестоких» эпизодов массовых расправ над цыганами.

Сергей, по словам Николая, рассказывал о месте, которое в устной памяти сохранилось как «Красный Лебединец» — вероятно, речь идёт о селе или производственном объекте в Псковской области. По некоторым архивным данным, именно туда в 1941–1942 годах свозили ромов со всего региона — сёл, хуторов, окрестных деревень — под предлогом «регистрации» или «эвакуации», после чего расстреливали. Такие практики были частью более широкой политики нацистов: уничтожения ромского населения в захваченных областях СССР. Красный Лебединец действительно упоминается в некоторых свидетельствах как один из очагов локального геноцида.

«Мне тогда лет 15 было, а ему — за 70, — вспоминает Николай. — Он говорил, что туда гнали всех — и молодых, и стариков, и женщин, и детей. Никто не разбирался, кто ты — котляр, русский ром, кто светлее, кто темнее. Просто: если ты цыган — тебя надо уничтожить». По словам Сергея, убивали сразу, в массовом порядке. А тех, кто казался «не цыганом» — со светлой кожей или «славянской» внешностью, иногда отпускали. «Может, кто-то выдавал себя за армянина, кто-то за русского. Тогда любой способ был способом выжить», — размышляет Николай.

Сам Сергей, как полагает Николай, мог быть очевидцем происходящего. «Он рассказывал и останавливался, как будто видел всё это заново. Видно было: перед глазами у него эти кадры. Он не мог забыть. Ему нужно было рассказать это — и он рассказал мне».

Семья Николая принадлежит к кэлдэрарским (котлярским) ромам, но в рассказе Сергея, как подчёркивает Николай, не было деления на этнические подгруппы: «Тогда, в такой беде, никто не спрашивал, кто ты. Просто — цыган. И этого было достаточно, чтобы тебя убили». И действительно, историки отмечают, что в районах, оккупированных Германией, расстрелы охватывали всех ромов — независимо от языка, быта или степени ассимиляции.

После войны, как рассказывает Николай, цыгане в его семье и посёлке начали восстанавливать жизнь заново. «Работали на заводах, поднимали металл, искали любые возможности. Потом уже — кто чем мог: торговали, собирали лом, а теперь — сайты, объявления, онлайн-платформы. У нас в посёлке сейчас живут семьи, у всех — телефоны, интернет, машины. Мы стараемся быть на уровне времени».

В то же время, стереотипы по отношению к ромам, особенно котлярам, сохраняются. Николай вспоминает: «Пришёл устраиваться на работу — паспорт показал, а мне говорят: “У вас паспорт фальшивый”. Я говорю — почему? А мне: “Цыганский он”. И всё. Даже не смотрят, что я честный человек, что хочу работать и кормить семью».

Тем не менее, в его посёлке молодёжь учится, старается быть грамотной: «Многие заканчивают 9 классов, потом идут работать. Уже не так рано женятся, как раньше. Всё-таки стремимся быть современными и уважать свои традиции. Мы — цыгане, и если забудем обычаи, то кем мы тогда будем?»

История, услышанная Николая от деда, передаёт боль поколения, пережившего уничтожение. Но она также говорит о стойкости, выживании и преодолении. «Он рассказал — и передал мне. А теперь я передаю вам. Чтобы помнили».