«Сначала вывели всех из домов, выстроили. Потом начали поджигать избы»

Светлана Николаевна Сличенко
Светлана Николаевна Сличенко

Светлана Николаевна Сличенко родилась в 1955 году, спустя десять лет после окончания Второй мировой войны. Она представляет второе послевоенное поколение, однако трагическая история ее семьи, как и многих ромских семей в СССР, напрямую связана с ужасами нацистской оккупации и геноцида цыган.

Рассказ Светланы передан со слов ее матери, Ольги Николаевны Сличенко, которая родилась в 1925 году и в годы войны жила в Курской области, недалеко от города Обоянь. Это было небольшое селение, где компактно проживали ромские семьи, многие из которых занимались традиционным для калдераров и ловарей делом — коневодством. Ольгин отец, Николай Иванович, был известным конезаводчиком. Его рысаки и тяжеловозы славились далеко за пределами региона — к нему приезжали даже из Украины, как ромы, так и русские крестьяне.

Когда началась война, Ольге было 16 лет. Она, как вспоминает Светлана, «уже была взрослой — не как нынешние дети, тогда люди в 15 лет были как сегодняшние двадцатилетние». В это время семья готовилась к поездке к родственнику, тяжело заболевшему брату ее матери Ульяны. «Они собрались ехать к нему — то ли в Краснодарский край, то ли в Ростовскую область, — рассказывает Светлана. — И по пути их застал немецкий эшелон».

Цыганская повозка — кибитка — была традиционным транспортом ромов. В ней ехали дети, женщины, старики. Именно в этот момент колонну ромских семей настигли солдаты вермахта. Автоматчики открыли огонь, пуская по лесным тропам мотоциклы с пулеметами и спуская собак.

«Мама говорила: брат бабушки вел первую повозку, — вспоминает Светлана. — В него попали первым. Он погиб на глазах у всей семьи. Дети легли на дно телеги, чтобы укрыться. Господь Бог их спас».

Расстрелы и поджоги ромских поселений в Центральной России в 1942–43 годах не были исключением. Хотя в исторических документах Курская область редко упоминается как место массовых расстрелов ромов, в реальности многие эпизоды не фиксировались официально. Немцы, следуя расовым установкам, уничтожали ромов как «асоциальных элементов» — без суда и следствия, нередко вместе с местными жителями, сочувствующими им.

Светлана вспоминает рассказы матери о том, как сожгли их поселение: «Сначала вывели всех из домов, выстроили. Потом начали поджигать избы. Дома были деревянные, крытые соломой. Их просто поджигали от крыш, чтобы люди не могли выйти. Некоторые сгорели заживо. Две семьи сгорели полностью».

Семья Сличенко спасалась лесами, передвигалась в основном по ночам. Им удалось добраться до родственников, где они прожили последние годы войны. Дорога заняла более месяца. Они добирались от села к селу, дети были изможденные, вещи износились. Однако помощь приходила отовсюду.

«Мама говорила: русские люди помогали, — с волнением вспоминает Светлана. — Давали детям кусок хлеба, одежду, пускали переночевать. Тогда был Советский Союз, и все были единым народом. Никто не смотрел на национальность — только на то, как помочь спасти друг друга».

Семья чудом выжила. Все дети, ехавшие в повозке, спаслись. «Мама всегда говорила: “Главное — чтобы не было больше войны. Чтобы не было фашизма. Это страшное слово. Не только для нас, ромов. Для всего мира”», — делится Светлана.

Рассказ Сличенко подтверждает масштаб и характер геноцида ромов, который в СССР долго оставался без официального признания. Семьи с корнями в Центральной России, такие как их, переживали скрытые эпизоды насилия, оставшиеся вне крупных мемориалов и списков жертв. Но память о них живет в семьях — в таких рассказах, передаваемых от матери к дочери, от поколения к поколению.